![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
(no subject)
Dec. 16th, 2009 07:15 pmМне очень стыдно. Очень. Я не вспомнил, а должен был.
Два дня назад, 14 декабря, праздновал бы день своего рождения замечательный человек. Поэт. Мой товарищ. Петр Владимирович Боровиков.
Его стихи я перечитываю чаще, чем чьи-либо еще. И каждый раз восхищаюсь мастерским владением словом, игрой моим воображением.
Многие его стихи почти невозможно читать с листа. Сложный, рваный ритм. В таких случаях я вспоминаю, как читал их он... знаете, ведь всегда слышны интонации "на публику", которые (меня, в частности) коробят. Он свои стихи не рассказывал. Он просто говорил ими и в это время невозможно было думать о чем-то еще. Тихим голосом. Почти не меняясь в лице. Как мне этого не хватает!
С днем рождения, дорогой!
Пришли волненья. Кажется зима
идет к концу и снег лежит халвою
вдоль тротуаров. Серые дома
вдруг выплеснулись розовой волною
на черные квадраты площадей
с медузами расколотых ледышек...
И потеплевший ветер хрипло дышит
в больные лица суетных людей.
В такую пору - время сожалеть.
И при свечах, глотая красный вермут,
февральских дней расплавленную медь
притягивать к бунтующему нерву.
Закрыть глаза. Попробовать уснуть,
вдаваясь телом в горизонт кровати...
Невольно слушать сквозь больную грудь
сердечный стук в кровавом циферблате.
Еще раз попытаться на свету
перечитать страницы о разлуке
влюбленных пар и, поднося ко рту,
согреть дыханьем мерзнущие руки.
Так время оставляет позади
обрывки снов и зимнюю усталость.
И яркий свет исчезнувшей звезды.
И зеркала, не знающие старость.
Из дивных грез, в туманах снеговых,
уже любовь с тобой не ищет встречи.
Как говорится нет уже иных,
да и других, кто некогда далече
отсюда стал. Пророчествуешь впрок.
Сам для себя в безустую окрестность:
что март грядет, что ты не одинок,
что мертвецы любимые воскреснут.
И, грустный взгляд на ощупь, наугад,
скользит в пространстве густо заселенном.
По лицам в окнах, ребрам колонад,
по бронзе львов, по дебрям не зеленым
подрезанных столетних тополей,
не утомляясь холодом и далью.
Но не находит в сумраке аллей
знакомый профиль с лондонскую шалью.
Два дня назад, 14 декабря, праздновал бы день своего рождения замечательный человек. Поэт. Мой товарищ. Петр Владимирович Боровиков.
Его стихи я перечитываю чаще, чем чьи-либо еще. И каждый раз восхищаюсь мастерским владением словом, игрой моим воображением.
Многие его стихи почти невозможно читать с листа. Сложный, рваный ритм. В таких случаях я вспоминаю, как читал их он... знаете, ведь всегда слышны интонации "на публику", которые (меня, в частности) коробят. Он свои стихи не рассказывал. Он просто говорил ими и в это время невозможно было думать о чем-то еще. Тихим голосом. Почти не меняясь в лице. Как мне этого не хватает!
С днем рождения, дорогой!
Пришли волненья. Кажется зима
идет к концу и снег лежит халвою
вдоль тротуаров. Серые дома
вдруг выплеснулись розовой волною
на черные квадраты площадей
с медузами расколотых ледышек...
И потеплевший ветер хрипло дышит
в больные лица суетных людей.
В такую пору - время сожалеть.
И при свечах, глотая красный вермут,
февральских дней расплавленную медь
притягивать к бунтующему нерву.
Закрыть глаза. Попробовать уснуть,
вдаваясь телом в горизонт кровати...
Невольно слушать сквозь больную грудь
сердечный стук в кровавом циферблате.
Еще раз попытаться на свету
перечитать страницы о разлуке
влюбленных пар и, поднося ко рту,
согреть дыханьем мерзнущие руки.
Так время оставляет позади
обрывки снов и зимнюю усталость.
И яркий свет исчезнувшей звезды.
И зеркала, не знающие старость.
Из дивных грез, в туманах снеговых,
уже любовь с тобой не ищет встречи.
Как говорится нет уже иных,
да и других, кто некогда далече
отсюда стал. Пророчествуешь впрок.
Сам для себя в безустую окрестность:
что март грядет, что ты не одинок,
что мертвецы любимые воскреснут.
И, грустный взгляд на ощупь, наугад,
скользит в пространстве густо заселенном.
По лицам в окнах, ребрам колонад,
по бронзе львов, по дебрям не зеленым
подрезанных столетних тополей,
не утомляясь холодом и далью.
Но не находит в сумраке аллей
знакомый профиль с лондонскую шалью.
